– Ты уж потерпи, ладно? – усмехнулась женщина.
– Уж потерплю, – согласился Береславский. А что ему оставалось?
Она поколдовала над светом, и Ефим оказался мягко освещен несколькими лампами. Даже жмуриться не приходилось, потому что их свет отражался от специальных зонтов.
– Ну, вот так пойдет, – одобрила Вера и встала к мольберту.
– Так что это будет? – спросил заинтригованный Береславский.
– Как расскажешь живопись? – улыбнулась Вера. – Потерпи немного – увидишь. Я работаю быстро.
– А быстро – это как?
– Если повезет – за три-четыре часа управлюсь.
«Ни хрена себе, – подумал рекламист. – Как бы сегодня не заиметь первый случай любви с виагрой». Но решил не настраивать себя на плохое и приготовился терпеть.
А терпеть действительно пришлось. Оказалось, что просто сидеть, не двигаясь и не меняя положения, – занятие отнюдь не простое. Через некоторое время у него попеременно затекали то рука, то шея, а то и все сразу.
А вид Вериного халатика, хоть и распахивались красиво его полы при ходьбе, уже не вызывал таких безумных эмоций.
«Эх, знать бы, во что ввязываешься… Но ведь все равно б ввязался, чего там!» – честно поправил он сам себя. Уж себя-то точно не обманешь…
Музыка тихо играла, Вера так же тихо ходила вокруг мольберта, искоса бросая взоры на начавшую задремывать модель. Ефим даже чувство времени утратил, потому что менять положение руки Вера строго запретила, а так циферблата было не видно. Вот тебе и любовь…
Оказалось, что это не он подумал. Оказалось, что это Вера сказала. Она подошла вплотную, обняла его нежно и прижались своим халатиком, полы которого опять очень своевременно распахнулись.
– Дождался? – уже не веря, спросил Ефим.
– Ага, – просто сказала Вера.
Дальше было долго и славно. Не так долго, как в кино, и не так славно, как в женских романах. Ну да чего там придираться? По крайней мере, виагра не понадобилась точно.
Потом Вера напоила его горячим кофе.
А тут и интерес у Ефима проснулся – что же она такое наваяла?
Он пошел к мольберту, но Вера его остановила:
– Знаешь, у меня довольно специфическая манера портретирования.
– Ну и что? Все равно интересно.
– Ну посмотри, раз интересно.
Ефим подошел, посмотрел и…
Ну, иногда просто не знаешь, что сказать.
С немаленького – примерно шестьдесят на восемьдесят сантиметров – вертикально расположенного полотна на Ефима глядел…
Безусловно, глядел-то Ефим. Но так же безусловно, что на Ефима глядел бегемот. Не так чтоб фотографично изображенный – не как в книжках Брема. Но бегемот стопроцентный: сильный, нетрусливый (хоть и без нужды не нарывающийся), ценитель сна и лежания в болотной жиже (но умеющий отстоять свое лежбище от любого чужака).
Короче, бегемот – он и есть бегемот, любитель пожрать и потрахаться.
А тут еще пришла Ефиму мысль, что бегемоты-то – родственники кабанов. То есть – свиней. Ну и как относиться к подобному искусству?
– И как тебе? Я тебя увидела – просто влюбилась, – созналась художница.
– В меня или в фактуру? – поинтересовался Ефим.
– Ну, я же тебя еще не знала… – деликатно объяснила Вера.
– Интересно, конечно, – хоть что-то попытался сказать Береславский.
– Значит, не оценил, – вздохнула женщина. Да так эротично вздохнула…
Ладно, бегемот так бегемот.
Береславский схватил Веру, вновь такую желанную, в свои толстые лапы и, засопев, потащил к невысокому дивану.
– Ну вот, я же все правильно увидела, – хихикнула откуда-то снизу Вера.
– Похоже, что да, – вынужден был согласиться справедливый, в общем, Ефим, погружающийся, скажем так, в самое любимое свое состояние.
Уезжал он уже глубокой ночью.
А перед этим Вера показала ему свою галерею. На стенах висели роскошные портреты двух оленей, двух кабанов, медведя, буйвола, осла («Муж, что ли?» – лениво подумал Береславский), кролика и даже черепахи, причем черепахи-самца, по взгляду чувствовалось. Портреты были вполне звериные, однако узнать при встрече изображенного человека было куда легче, чем по фотороботу.
– Это все работы или еще есть? – спросил Ефим.
– Еще есть, – застенчиво ответила Вера. – В городской квартире, в мастерской. Да и раздарила много, подругам.
Провожать она его вышла до ворот. Уже выезжая, снова непривычно поработав рукояткой, опустил стекло. Она наклонилась и поцеловала его в губы.
– Ты не такой, как все, – прошептала Вера.
– Бегемоты – редкий вид для Сибири, – согласился Береславский.
– Да ладно тебе. – Она вложила Ефиму в руку визитку, сделанную на плотной дорогой бумаге. – Я вообще-то вторую встречу не планировала. Но если захочешь, позвони, ладно?
– Ладно, – пообещал Береславский. Он вообще-то вторую встречу обычно тоже не планировал. Но Вера уж точно не подпадала под определение «обычная».
– Не заблудишься? Может, проводить тебя на «Лексусе»?
– Ну конечно! Полстраны проехал – не заблудился. Ладно, счастливо, Верочка.
Ефим бережно взял ее ладонь своими двумя ладонями, легонько сжал и – выпустил.
Жизнь поехала дальше, и тем она и интересна, что никогда не знаешь, что будет за поворотом.
А уже через несколько минут он точно понял, что заблудился. Спросить было не у кого. Из людей был опять какой-то мотоциклист, то ли тот же, то ли другой. Скорее всего другой. Но и этот, обогнав, уехал вперед.
Определиться помог компас, всегда лежавший в бардачке, и зарево отражающихся на низких облаках городских огней.
На узкой дороге начал разворачиваться. Вперед – руль налево. Назад – руль направо. Каждый раз – без привычного парктроника – обидно стукался задним бампером обо что-то твердое. Стукался довольно жестко. Но вылезать посмотреть было лень. Если и есть повреждения, то уж посмотрим все сразу.