Правда, потом от захвата отказались. А вот от ликвидации Гнедышева – нет.
– Ребят, может, вам льда к башке приложить? – дал я им профессиональный совет.
– Видишь ли, Док, – спокойно ответил Береславский, – либо мы сделаем это, либо они сделают нас. И срок – сутки. Двадцать четыре часа. А может, меньше.
Нет, я не мог это слушать. Меня не покидало ощущение, что я присутствую на сюрреалистическом спектакле, где смысл вовсе не интересен ни участникам, ни зрителям. Но моих подельников – теперь их правильно так называть – это ни в малой мере не смущало.
Они долго изучали схему расположения дома.
– Из винтовки я бы достал, – сказал Самурай. – Это я только из пистолета не умею.
– Есть винтовка, – обрадовался Береславский. – «Эсвэдэшка». У часовых на пристани.
А ведь он как-то намеками мне рассказывал, что однажды уже решал похожие проблемы с помощью винтовки [2] . Я ему тогда не поверил.
А сейчас уже и не знаю.
Черт! У меня голова кругом идет. Я же простой штатский доктор. Градусник, можно сказать.
Но Самурай план отверг.
– Тогда надо будет мочить и ту четверку, на КПП.
О господи, сил моих нет это слушать. Я пошел к мини-бару и почти выглотал бутылку пива.
Вернулся к разговору Береславского с его новосибирским друганом. Он говорил минут десять, не меньше. Только как-то тихо и печально. И односложно. Не как обычно.
– Ну и что сказал друг? – спросил я.
– Предложил нас спрятать. У него в деревне. Сто километров отсюда. И ружья есть, охотничьи. В лесу это серьезно.
– Вот это уже дело! – Мне показалось, что свет в конце туннеля появился. Если, скажем, слить информацию в ФСБ, а самим залечь в лесах, то, глядишь, через месяц, может, и без нас разберутся.
– Не выйдет. – Это уже Самурай. – Нам вряд ли дадут уехать. А что он еще говорил про Гнедышева?
– Плохо говорил, – вздохнул Ефим. – Широко известен в узких кругах. Множественные связи в силовых и властных структурах. Педантичен до ритуализации. И очень дерзок. И еще – он все время торчит на своей даче. К нему туда на поклон разные личности ездят. А он их на троне принимает. Все дни, кроме среды.– А что по средам?
– По средам не принимает. По средам он там один, не считая охраны. Я ж говорю – ритуал.
– Значит, если его взорвать в среду, совесть нас мучить не будет, – подвел итог Самурай.Он хоть и идиот, но оптимист.
– Ладно, – подвел промежуточный итог Береславский. – С винтовкой вариант рассматриваем?
– Нет. – Самурай отрицательно покачал головой. – Четыре непричастных трупа – это много.
– А если взрывать – меньше будет?
– Если в среду – то меньше, ты ж сам сказал. А среда завтра. Не зря же такое совпадение. Шаман говорит, таких совпадений без ведома, – он показал наверх, – не бывает.Господи, мой друг и его странный приятель – точно психи. Шаман их консультирует, надо же…
– Значит, будем взрывать, – подвел черту Ефим.
– А где возьмешь тротил? – спросил я. Просто так, для поддержания разговора.
– Надеюсь, это будет не тротил, – ну очень понятно объяснил он. – Если получится.
– А если не получится?
– Тогда – тротил. Или еще что-нибудь: аммонит, аммонал, ксилил, мелинит, гексоген, диацетат – этой хрени наделать недолго. Тебе достаточно, Док?
– Достаточно. А реторты свои будешь прямо в номере устанавливать? – Я и не сомневался, что этот человек способен на многое.
– Лабораторию найдем, – задумчиво ответил Береславский, уже, похоже, погруженный в тонкости технологических процессов. – У меня тетки знакомые в здешнем универе. Пронитровать толуол я уж как-нибудь сумею. Отожмем бляшки, высушим и спрессуем. Но это, конечно, морока долгая. И опасная. Особенно с самодельными взрывателями. Проще с диацетатом повозиться. Он взорвется от огня, без детонатора.
– Никогда не думал, что сделать взрывчатку так просто, – усомнился я.
– Гораздо проще, чем тебе кажется, – неуместно хохотнул мой неадекватный друг. – Вот это у тебя что? – спросил он, цепко ухватив меня за «фирменную» сине-желтую футболку.
– Футболка. – А что я мог еще ответить?
– Из чего? – продолжил он допрос.
– Откуда я знаю? Из хлопка.
– Ну вот, – удовлетворенно заявил он. – Ты почти что во взрывпакете.
– Не понял. – Уж слишком витиеват ход мысли нашего профессора.
– Пронитруй хлопок – получишь пироксилин, – исчерпывающе ответил он.Я сделал вид, что все понял, а он снова занялся телефонными переговорами.
Сначала – московскому другу-отставнику, большому спецу, как он объяснил.
Потом, по наводке, его сослуживцу из Новосибирска.
Потом – водителю первого экипажа, Василию, здоровому детине угрожающего вида, но, как в песне поется, доброму внутри. Звонил опять по самурайскому сотовому и попросил что-то дикое: забрать записку из пустой пивной бутылки, которую сейчас Док выкинет в урну перед входом. И посмотреть, не идет ли кто за Доком. А потом, если нетрудно, выполнить то, о чем он попросит в записке. А если трудно – можно не выполнять.
– Ты там не перегрелся? – забасил из трубки Вася. – Я сейчас к вам зайду.
– Ни в коем случае, – спокойно сказал Береславский. – Через десять минут Док выбросит бутылку. Сделай, пожалуйста, как я сказал. Или не делай никак. – И дал отбой.
Представляю, в каком бешенстве сейчас наш первый экипаж.
Он накропал записку, довольно длинную. Я допил бутылку, он завернул записку в полиэтиленовый пакетик и засунул в пустую тару.
– Попутного ветра, Док! – Это уже мне.
Маразм, конечно, но я пошел и все сделал, как мне сказали.