Игры для мужчин среднего возраста - Страница 27

В час дня московских гостей повезли обедать, как всегда на Урале – вкусно, сытно и очень радушно.

С Аликом не спеша поболтать не удалось, тот тоже торопился. Они особо не расстроились – скоро довольно часто будут встречаться в Москве: Алик вплотную подошел к созданию столичного филиала креативного агентства. Этому, кстати, Ефим был рад: и потому, что Осокин будет под боком, и потому, что Береславский видел будущее именно за продвижением регионов в Москву, считая традиционное обратное движение слишком однобоким для гармоничного развития экономики.

Вернувшись с обеда, у зала неожиданно встретил Смагину.

Татьяна Валериановна была печальна.

– Вот, пришла попрощаться, – заявила она. – Все-таки мы здорово прокатились.

– Ты что, уже отстрелялась? – удивился Ефим. Насколько он понял, ее конкурс должен был идти чуть ли не неделю.

– Ага, – созналась девушка. – Здесь все, как везде.

– То есть?

– Меня даже не слушали толком. У них, наверное, места давно распределены.

– Никаких шансов?

– Нет, шансы были, – усмехнулась поющая воспитательница. – Вышел один из жюри и предложил мне помощь. Два тура гарантировал.

– А ты ему гитарой? – догадался проницательный рекламист.

– Гитара внизу уже была, у вахтера.

– Повезло мужчине, – сделал вывод Береславский. Подумав, добавил: – И гитаре тоже.

– Наверное, – согласилась Смагина, в скорби своей даже не заметив Ефимова юмора.

– Так куда ты теперь? В Нижний, к детям?

– Не знаю, – задумалась Татьяна Валериановна. – Я вообще-то в отпуске с понедельника.

– Так, может, с нами поедешь? – предложил Ефим, любивший такие вот быстрые решения.

– В каком качестве? – сурово глянула на него Смагина.

– Музыкального работника, – быстро ответил лукавый рекламист. И, не удержавшись, добавил: – А то я уже привык спать втроем.

Татьяна Валериановна кинула на него убийственный взгляд, но было видно, что она задумалась. В тридцать лет хочется свежих ощущений не меньше, чем в пятнадцать. А может, и больше – иллюзий-то к этому возрасту уже почти не остается.

– Ты же видела, мы не маньяки какие-нибудь, – как змей-искуситель, уговаривал Береславский. – Ну разве что Док. А я – точно нет. Потом, у тебя ж гитара, чего тебе бояться?

– Не знаю даже. – Девушка явно колебалась. Ей наверняка хотелось в путешествие, смущала лишь двусмысленность положения.

– Знаешь, ты пока думай, – предложил Ефим. – Через пару часов мы едем в Хохловку, тут уж точно можешь с нами. А завтра утром решишь окончательно.

– А что такое Хохловка?

– Ударение на первом слоге, – не смог пропустить неточность хоть и рекламный, но профессор. – Музей у них тут замечательный. Памятники деревянного зодчества. Под открытым небом.

Ох и хитрый Береславский! Знал, чем соблазнять. Видел же, как дама засматривается на выскакивающие из-за поворотов церквушки и резные деревянные кружева наличников на потемневших домиках.

– Хорошо. В Хохловку поеду. А там видно будет. – Отложив основное решение на потом, девушка сразу успокоилась.

– Умница! – возликовал Ефим Аркадьевич, не окончательно оставивший своих бессовестных планов относительно столь замечательной во всех отношениях девицы. Теперь у него появлялся еще один шанс.

Да и вообще Татьяна Смагина ему нравилась. Не только как обладательница достойной фигуры и неких индивидуальных прелестей, но и просто как человек. А в дальнюю дорогу всегда приятнее идти с хорошим человеком.

Хохловка оказалась огромным – на 42 гектара – природно-архитектурным заповедником: здесь было целое скопище старинных разномастных деревянных конструкций, от простых и утилитарных – изб, амбаров, лабазов – до суперкрасивых дворцов и храмов, от которых не отказались бы лучшие архитектурные музеи мира.

Начать с того, что расположена эта искусственная деревня (в смысле собранная из разных мест) на полуострове, с трех сторон окруженном водой, и на высоком взгорке к тому же. Вид открывался сверху восхитительный.

От дома к дому были проложены дорожки, тоже деревянные. Дорожки уходили и в довольно дремучий лес, в котором стояли уже не дома, а, например, маленькие лабазы размером с два десятка скворечников, но тем не менее с резными наличниками на единственной дверце. Лабазы эти стояли не на земле, а, чтобы упрятать содержимое от таежного зверя, – на высокой гладкой «ноге». По такому отполированному бревну никакая лиса или волк подняться не в состоянии, как бы вкусно из лабаза ни пахло.

Единственное, что напрягло Ефима Аркадьевича, так это торчащие тут и там прямо посреди густой травы довольно крупные ядовито-желтые дощечки, на которых здоровенными черными буквами было написано только одно слово: «Клещи».

Это проклятие всего российского востока – от Урала до Приморья – всегда пугало впечатлительного Береславского. Тем более что недавно он проводил кампанию по продвижению противоэнцефалитной вакцины и, изучая товар, был вынужден начитаться жутких историй. И теперь эти маленькие мерзкие твари мерещились ему повсюду, в известной степени мешая ощущению праздника духа.

Даже спокойная Татьяна Валериановна призналась Ефиму, что ей тоже чудятся клещи за шиворотом. Конечно, Береславский не удержался и предложил свои услуги на предмет детального и внимательного осмотра, на что г-жа Смагина в очередной раз презрительно фыркнула.

Впрочем, остальные, похоже, не обращали на клещей никакого внимания. Пробежники носились между многочисленными шедеврами деревянной старины и дружно щелкали фотоаппаратами. А не знавшие, как угодить гостям, хозяева уже подвезли для фотоаппаратов фотопленки, а для «фотографов» крепчайшую выпивку и вкуснейшую закуску. (Искреннее хлебосольство – вообще замечательная традиция всей российской провинции; люди там, не в укор Москве, в среднем приветливее и добрее. И уж точно менее суетливы.)

Ефим в жизни – ни до, ни после – не пил за рулем. А тут все же принял крошечную рюмочку. И оттого, что увиденное впечатлило. И оттого, что когда еще выпьешь рядышком с двумя старлеями из сопровождавшей их гаишной машины? Нет, такой момент Ефим упустить никак не мог.

В общем, Хохловка всем понравилась. А некоторым даже помогла принять судьбоносное решение. Имеется в виду девушка с гитарой.

Когда возвращались обратно, она просто сказала:

– Если не передумали, я еду с вами.

– Ты будешь у меня медсестрой! – возликовал Док. А Ефим сделал Смагиной хитрый знак: теперь, мол, поняла, кто из нас маньяк? Татьяна Валериановна засмеялась: ей после двух дней пути совсем не хотелось возвращаться в обыденную жизнь.