Пока я разбирался с дефинициями, тишина кончилась.
– Есть будете или красотами любоваться? – Толстая тетка в опрятном белом переднике весело смотрела на нас с веранды второго этажа.
– Есть, есть! – Все загалдели разом и радостно.
Я попрощался с тишиной и пошел мыть руки.
Потом мы долго – непростительно долго для графика – кайфовали на веранде под легким теплым ветерком.
И еда была вкусная. И квас чудесен.
И мне вдруг стало страшно, что ребята вполне могли не позвать меня в этот пробег и я бы никогда всего этого не увидел.
А потом на рукав моей куртки сел жук. Он был длиной сантиметров в пять. А вот усищи его полосатые – раза в два длиннее. Смагина, как водится, взвизгнула. А Ефим заинтересовался.
– Что это за зверь? – спросил он у пацана – наверное, кухаркиного сына, который во все глаза рассматривал разноцветных пришельцев.
– Это стриж, – солидно ответил пацан.
– Да ладно, – не поверил умудренный жизненным опытом рекламист. – Стриж – это птица.
– А это – жук, – таинственным шепотом сообщил мальчик. – А стриж – потому что в волосы влетит и все сострижет.
– Вот ужас-то, – хохотнул рекламист, погладив лысину. Но Смагина приняла все близко к сердцу и даже повязала платочек, который сделал ее еще симпатичнее.
Повезло Самураю. Эх, где моя молодость?
В общем, так хорошо нам было в этом малонаселенном пункте со странным названием, что потеряли мы здесь целых два часа.
Или, правильнее сказать, нашли?В Иркутск приехали поздно ночью. Когда уже стемнело.
Все водители, в том числе и наш, здорово вымотались.
Я пожалел Береславского, сказал, что захвачу его сумку. А он сказал, чтоб и чемодан прихватил.
У меня сумка была в салоне, а чемодана не было вовсе.
Я даже не успел спросить Ефима, что за чемодан, как уже увидел его.
Серебристый красавец стоял, прикрытый какой-то тряпкой, которая лишь подчеркивала его благородство.
У меня аж дыхание перехватило. Вот же чертов рекламист!
И как теперь быть?
Принимать такие подарки не в моих правилах. Но и отказаться от него я был не в силах.
– Что ж ты творишь, буржуин? – только и сказал я.
– Не парься, Док, – ответил профессор. – Это не на мои куплено.
– А на чьи же?
– На бандитские. Мы ж с тобой не бесплатно по стране дурь развозим.
Ладно, пусть треплет что хочет. Я не удержался от благодарного взгляда, схватил заветный чемодан и, как упырь жертву, поволок к себе в номер…Трасса Красноярск – Иркутск, 30 июля
Опять «наган»
Скрепов вел машину, здоровой левой рукой придерживая руль. Это не было сложным делом: «Королла» как будто сама чувствовала, куда нужно ее хозяину, и реагировала на мельчайшие импульсы, отчего порой казалось, что управляема она не мышцами, но мыслью.
В данный момент это было немаловажно: с мышцами у Виктора проблема. Точнее, с трехглавой мышцей – трицепсом – правой руки, прорванной насквозь девятимиллиметровой пулей из «стечкина».
Хорошо, что насквозь. В локте руку пока не поднять, но мясо заживет. Хуже было бы, если бы эта фанатичная тварь раздробила ему кость.
«Чех, сволочь!» – скривясь, вспомнил Скрепер своего врага.
Но, как ни странно, без особого зла. Сильной ненависти к Али он не испытывал. Правительственные разборки с мятежной Чечней его особо не занимали: у каждого свой бизнес, а этот точно его не касался.
Так что идеологических противоречий у них не было. Что, конечно, не мешало Скрепову сильно жалеть о не слишком меткой вчерашней пальбе. Был бы у него его старый «наган», наверняка завалил бы обоих чеченов, а не одного.
Но опять-таки с его стороны это был всего лишь бизнес, а не принципиальный спор двух непримиримых идей. Пресловутое выяснение отношений между хозяйствующими субъектами.
А вот для Али взаимоотношения с ним уже давно перестали быть просто бизнесом.
Да они и с самого начала не были бизнесом. Али с самого начала был движим «высокими» идеями, а потом к ним прибавилась гибель сына.
«И все равно мы с ним похожи», – вдруг подумал Скрепов. Мысль была неприятной, но голову покидать никак не хотела.
Али готов на все ради идеи. Он, Виктор, – почти на все ради… рентабельности, скажем так. Чтоб не произносить слово «деньги».
Казалось бы, целая пропасть, ан нет! Ведь Скрепер давно материально не бедствует. И по большому счету, миллионом больше, миллионом меньше – на качестве личной жизни это уже особо не скажется. Жрачка и тряпки точно не изменятся, разве что марка машины да размер хаты.
«И ее местоположение», – додумал Виктор свою мысль в правильном направлении, потому что размышлять на тему, что он отчаянно рискует шкурой только за голую идею, ему явно не нравилось.
А между тем это было именно так. Нравится не нравится, сам себя не обманешь.
Ну не мог он упустить такой шанс. Физически не мог. Все существо протестовало.
И сейчас будет рисковать до последнего, пока свой миллион – а то и полтора – в порошке не преобразует в какой-нибудь более ликвидный вид собственности.
«Ладно, – отмазал себя Скрепов. – Был бы другим – либо жил бы нищим, либо вообще не жил».
Это утешало.
Вчерашний день легко мог стать последним в его карьере.
Реально не ожидал Скрепер увидеть своего кровного врага так скоро и так близко. Расслабился на сиденьице фуникулера один на один с ветерком и солнцем.
Осознал лишь, когда пули вокруг, как в кино, засвистали. Да грохот начался после ответных выстрелов, словно во время салюта праздничного.
Да еще картинку увидел, которую теперь вряд ли когда забудешь, как бы ни хотелось: как из его плеча – опять-таки словно в фильме, только теперь в замедленном – вылетают красные разномастные кусочки его собственной плоти. При этом он не испытывал ни малейшей боли, отчего увиденное становилось еще ужаснее.