Игры для мужчин среднего возраста - Страница 64

Ефим заскочил на «ракету» последним и все недлинное путешествие просидел в закрытом салоне: снаружи, в кормовом закутке, ужасно дуло. Кроме того, Береславский все же побаивался Байкала, никак не считая его обычным озером. А внутри, за стенками, было спокойно. В Больших Котах оказалось даже спокойнее, чем внутри «ракеты».

Пристань из деревянных свай и деревянных же досок настила с поскрипыванием приняла четырех пассажиров, после чего людское движение полностью прекратилось.

Здесь было потрясающе тихо. Ни людей, ни машин. Ни копченого омуля.

Ефим пошел по берегу, отошел от причала метров на двести и присел на перевернутую рыбацкую лодку.

В пяти метрах от него Байкал накатывал на берег небольшие, но с белой пеной волны. Солнце палило прилично, однако жарко не было. Скорее даже прохладно: Береславский быстро вернул на плечи опрометчиво снятый пиджак.

Из живых существ рядом были лишь большой красно-белый петух и три грязно-белые курицы. Они молча ходили неподалеку, время от времени находя на земле что-то съедобное.

Петух поначалу недоверчиво и недобро посматривал в сторону профессора, но потом, убедившись в полной сексуальной беспомощности потенциального соперника, успокоился окончательно.

Береславский вдруг понял, что эту картину он тоже когда-то уже видел. Как ту, с девчонкой, – в иркутском музее.

Даже не видел, а чувствовал.

И лодка перевернутая, и бдительный петух. И тишина.

И Байкал, конечно.

Только не помнил, когда это было: жизнь за спиной длинная.

Ефим прикрыл глаза. Вокруг – ни звука. Лишь шипение набегающих на обкатанную гальку волн. До обратного отхода «ракеты» оставалось полчаса. И это были хорошие полчаса…

Глава 32

Трасса Иркутск – Улан-Удэ, 1 августа

Дорога, стихи, авария

Обещанный местными водителями серпантин за Иркутском Ефима не впечатлил. Может, зимой это и было бы испытанием. А так – он видал и покруче.

В сторону Улан-Удэ шло вполне приличное шоссе. Со вполне приличными поворотами. Да и высота сопок, по которым извивалась трасса, никак не тянула на настоящие горы.

Правда, она оказалась достаточной для того, чтобы на одном из изгибов серпантина создать великолепнейший вид на Байкал. Даже выемку сделали специальную, чтоб люди могли остановиться и поглазеть на это чудо.

Все участники пробега высыпали из машин. Кроме Береславского, понятно, который лишь открыл окно и извернулся так, чтоб захватить своей камерой наиболее шикарный ракурс. Была бы «Нива» на метр шире – ракурс был бы еще шикарнее. Но и в таком варианте кадр обещал быть отменным.

(Идеи же вылезти из машины и на метр отойти после обильного завтрака даже не возникло.)

Потом попрощались с горами. Потом – с Байкалом.

Пошел чудесный восточносибирский пейзаж: леса сменялись огромными открытыми пространствами, перечеркнутыми глубокими руслами рек.

Ефима еще поразили мосты: речка-то – слова доброго не стоит. Курица вброд перейдет. А мосты здоровенные, с мощными металлическими фермами.

Зачем – поняли только в Хабаровске, через несколько дней, когда ждали свои «Нивы», медленно ползущие на железнодорожных платформах-«сетках».

По телевизору показывали природные катаклизмы, происходившие как раз на этих, только что ими пройденных, участках. Мгновенно вспухшие от пролившихся ливней речонки и речушки смывали на своем пути не только казавшиеся вечными мосты, но, подмывая берега, обрушивали в поток целые деревни. А насытив воду прибрежной глиной, устраивали настоящий селевой поток.

Вот такие малюсенькие – «куриные» – речки…

Но не только мощью славились вышеуказанные мосты. Пробежники вскоре обнаружили еще одно неоценимое их качество.

Оказывается, многие из них были построены с «трамплином». Предмостное дорожное покрытие было выше, чем на мосту. Иногда трамплинчик был устроен наоборот – уже на съезде с моста.

Для чего это было задумано, неизвестно: Ефим по простоте душевной склонялся к мнению, что никто ничего и не задумывал – само вышло. Однако ситуация народу понравилась. Сильно разогнавшись, можно было добиться от длинных «Нив» нескольких секунд настоящего полета.

Зря все-таки ругают советские машины: и разгонялись «Нивы» намного быстрее указанных в технических характеристиках значений, и летали аки птицы – разве что не парили в воздухе.

Удовольствие настолько понравилось, что на одном наиболее «трамплинном» мосту решили посоревноваться – кто прыгнет выше и дальше.

Для корректности измерений посадили надежного человека, точнее, положили прямо на асфальт – сбоку от предполагаемой точки отрыва. На случай спора человек был вооружен видеокамерой.

Вот здесь Береславскому было не лень. Он старался изо всех сил, но все равно занял последнее, пятое место. Потому что инстинктивно притормаживал, жалея машину: не мозгом, а сердцем и кишками Ефим помнил, как тяжко они ему раньше давались.

Победу же одержал – во всех смыслах, с большим отрывом – первый экипаж, являвший собой редкую смесь водительских умений и полной безбашенности.

Угомонившись и залив под завязку топливо на одной из заправок, – теперь уже гораздо реже встречающихся, – помчались дальше.

Интересно, что ни серпантин, ни «прыжки в высоту» не разбудили внепланового пассажира третьего экипажа. Он сладко спал, то приваливаясь к плечу Дока, то мощно упираясь в правую дверь – Ефим лично проверил, что замок закрыт надежно.

Самурай со Смагиной ехали в концевой машине, потому что они просто бы не влезли в свою: и Док был немаленьким, и Рыжий был здоровенным.

Да, как ни удивительно, но доктор социологических наук Птицын вовсе не подлетал в данный момент к столице нашей Родины, а болтался на неровностях трассы где-то посередине между Иркутском и Улан-Удэ.

Самолет улетел ранним утром без него. И даже поздним утром пробудить его удалось лишь на десять минут, за которые его успели свести вниз и усадить в машину № 3.

В принципе ничего страшного: Ефим уже договорился о билете для Рыжего из столицы Бурятии. Но совесть слегка терзала: в таком глубоком сне Птицына была и его, Береславского, вина.